История
Достопримечательности
Окрестности
Церкви округи
Фотогалерея
Сегодняшний день
Библиотека
Полезная информация
Форум
Гостевая книга
Карта сайта

Поиск по сайту

 

Памятные даты:

 

Праздники

Памятные даты

 

Наши сайты:


Подготовьте себя заранее к поездке в

Ферапонтово

http://www.ferapontov-monastyr.ru/
http://ferapontov-monastyr.ru/catalog/
http://www.ferapontovo-pilgrim.ru
http://www.ferapontovo-archive.ru
http://www.ferapontovo-foto.ru/
http://www.ferapontov.ru/
http://www.patriarch-nikon.ru/
http://www.tsipino.ru/
http://a-russian-troika.ru
http://a-hippotherapy.ru

Прогноз погоды:


Ферапонтово >>>


Яндекс.Погода


На главную Карта сайта Написать письмо

На главную Библиотека Путевые заметки. Белозерье Русская Фиваида на Севере. А.Н. Муравьев, 1855 г. (полная) А.Н. Стрижев. Андрей Николаевич Муравьев. Биографический очерк

А.Н. СТРИЖЕВ. АНДРЕЙ НИКОЛАЕВИЧ МУРАВЬЕВ. БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК


Замечательный церковный историк и духовный писатель Андрей Николаевич Муравьев родился в Москве 30 апреля 1806 года. Его отец – известный математик Николай Николаевич Муравьев (1768 – 1840), генерал-майор, основатель Училища для колонновожатых, готовившего боевых офицеров русской армии. С 1816 по 1823 год в муравьевском доме на Большой Дмитровке был обучен целый корпус офицеров – 138 молодых людей, ценивших выше жизни ратные подвиги, честь и славу оружия. Летом воспитанники занимались в сельце Осташево под Можайском, в родовом имении учредителя заведения. Зимой 1823 года Училище колонновожатых перевели в Петербург, а девять лет спустя там же преобразовали в Николаевскую академию Генерального штаба. Мать писателя, Александра Михайловна (1768 – 1809), происходила из знатного рода Мордвиновых. Андрей Николаевич назван в память апостола Андрея Первозванного.

Мальчик получил хорошее домашнее воспитание. Для его обучения был приглашен преподаватель российской словесности, поит и переводчик Семен Егорович Раич (1792 – 1855), род ной брат Киевского митрополита Филарета Амфитеатрова. Другой ученик Раича – Федор Тютчев, в дом которого наставник также был вхож. После знакомства отроки сдружились, полюбили друг друга, и юный Тютчев несколько позднее посвятит Муравьеву свое стихотворение «Нет веры к вымыслам чудесным». О Раиче-Амфитеатрове Андрей Николаевич на склоне лет вспоминал так: «Не будучи сам оригинальным понтом., Раич имел однако тонкий образованный вкус и, по духу того времени, страстно любил поэзию, которой, молено сказать, посвятил всю свою жизнь. Многое перевел он на родной язык, но лучшим его произведением были Иергилиевы «Георгики», по трудности и верности перевода о той поэмы.» [А. II. Муравьев. Знакомство с русскими постами. Киев, 1871, с 4 – 5.]. Иван Сергеевич Аксаков в «Биографии Ф. И. Тютчева» оставил такой отзыв о Семене Раиче: «Это был человек в высшей степени оригинальный, бескорыстный, чистый, вечно пребывающий в мире идиллических .мечтаний, сам олицетворенная буколика, соединявший солидность ученого с каким-то девственным поэтическим, пылом и младенческим незлобием» [И. С,. Аксаков. Биография Федора Ивановича Тютчева. М.. 1880, с. 13.]. В литературном кружке, который собирался в Муравьевской усадьбе под Можайском, завсегдатаями были П. И. Полевой, М. П. Погодин, С. П. Шевырев, В. Ф. Одоевский, П. В. Путята и будущий славянофил А. И. Кошелев.

При таком наставнике, естественно, Андрей Муравьев также увлекся переводами. Он целиком переломил прозой, а затем и гекзаметром «Энеиду» Вергилия, «Телемака» Фенелона и несколько книг Тита Ливия. Из русских поэтов выше других ставил Державина и Дмитриева.

И вот юность позади, начинается самостоятельная жизнь. В мае 1823 года Андрей Николаевич, после некоторых колебаний, поехал служить юнкером в 34-й егерский полк, расквартированный в Тульчине (Украина). Дорогой к месту назначения юноша едва не утонул в Днепре. Стояла большая полая вода, Днепр под Киевом разлился на целых пять верст в ширину, и к тому лее разбушевалась буря. По Андрею Николаевичу так хотелось поскорее поспеть приложиться к киевским святыням, что он не стал дожидаться благоутишия, и при непогоде поплыл в рыбацком челноке по коварным волнам. Угроза смерти казалась неотвратимой. Но Господь пощадил, и ревностный богомолец вместе с рыбаками был выброшен на берег, как раз в том месте, где на Почайне равноапостольный князь Владимир крестил народ. Муравьев припал к святой земле, благодарил угодника Божия за спасение, обещая все силы отдать прославлению Православной Церкви, ее святынь. После посещения Печерской лавры и старинных соборов, он и вовсе пришел в восторг, да такой, что решил при первой лее возможности навсегда водвориться в Киеве. По возможность такая представилась лишь на закате его жизни.

А пока армейские будни, переходы, позже, в Турецкой войне – сражения. на Балканах в боевой обстановке прапорщик Муравьев знакомится с поэтом Алексеем Хомяковым (1804 – I860), служившим в ту пору в Белорусском гусарском полку. Потекли литературные беседы, вновь вспыхнула страсть к творчеству – Муравьев наскоро пишет пьесы «Царьградская обедня» и «Царьградская утреня»; как недостаточно отделанные творения эти остались в рукописях. Тогда же, в Петербурге, увидел свет сборник стихотворений «Таврида», неблагосклонно принятый критиками. Впрочем, другие стихи Андрея Николаевича и сам Пушкин встретил «с надеждою и радостию». А сколько задумано осуществить!

Муравьев решает перейти на светскую службу, для этого надобно сдать экзамен в Московский университет, чтоб получить чин. Когда все устроилось, Муравьева определили в Коллегию иностранных дел, причислив к дипломатической канцелярии главнокомандующего Второй армией. Служба в канцелярии продолжалась до окончания Турецкой войны в 1829 году.

Вернувшись с поля битв и сражений, сильный, рослый, благовоспитанный офицер всецело становится на путь духовного познания мира. Сначала он поставил цель посетить Святую Землю. Через генерала Дибича Муравьев добился разрешения отправиться в Палестину, куда и прибыл минуя Константинополь и Александрию. Как глубоко верующий христианин, Андрей Николаевич душою и сердцем постигал здесь Божественную благодать, почившую на святынях, облагоуханных нетлением. А постигнув величие и духовную красоту Святых мест, Муравьев еще и сумел об этом рассказать вдохновенно. Его книга «Путешествие ко Святым местам в 1830 году» сразу лее снискала сочинителю громкую известность.

Одним из первых откликнулся Александр Пушкин. В его отзыве на книгу, в частности, читаем: «С умилением и невольной завистью прочли мы книгу г-на Муравьева... Он посетил Св. Места, как верующий, как смиренный христианин, как простодушный крестоносец, жаждущий повергнуться во прах пред гробом Христа Спасителя». Пушкин отмечает, что «молодой наш соотечественник привлечен туда не суетным желанием обрести краски для поэтического романа, не беспокойным любопытством найти насильственные впечатления для сердца усталого, притуплённого... Ему представилась возможность исполнить давнее желание сердца, любимую мечту отрочества... о ключах Св. Храма, о Иерусалиме» [А. С. Пушкин. «Путешествие к Св. Местам» А. Н. Муравьева. – ПСС. Т. XI. М., 1949, с. 217.]

Благодаря книге Муравьева русские люди приобщались читать произведения духовных писателей. Спустя много лет, профессор Московской Духовной Академии Петр Симонович Казанский (1819 – 1878) вспоминал о впечатлениях, оставленных от чтения духовного труда Муравьева семинаристами: «Живо помню я, какое громадное впечатление произвела на нас эта книга. Живость языка, картинность образов, горячие чувства благочестия и самый внешний вид книги, напечатанной на хорошей бумаге и хорошим шрифтом, – были чем-то новым, небывалым для того времени. Залучив книгу, мы не спали ночь, пока не прочли всю ее» [П. С. Казанский. Воспоминание об А. Н. Муравьеве. – Душеполезное Чтение, 1877, март, с. 361.]. По отзывам современников, из всех книг Муравьева, именно эта была наиболее отделанной и совершенной. Да и немудрено, ведь рукопись просматривали такие выдающиеся люди, как В. А. Жуковский и Московский святитель Филарет (Дроздов). Они собственноручно внесли в текст значительную смысловую и стилистическую правку. Помог и цензор Сенковский, особенно в части истории и обычаев Востока.

Коронная служба в духовном ведомстве, руководимом князем Петром Сергеевичем Мещерским (годы обер-прокурорствования 1817 – 1838) – значительная полоса на чиновничем поприще А. П. Муравьева. Синод тогда занимал два ближайшие к Неве прясла здания двенадцати коллегий. Благоговейная обстановка, строгое чинопочитание – все это было во вкусе времени. Особенно поражала торжественная обстановка присутственной палаты, где проводились заседания с правящими архиереями. По воспоминаниям одного из современников палата была «вся обита и драпирована малиновым бархатом с золотыми кистями и бахромою; посредине присутственный стол, покрытый таким же бархатом с золотым же убором; пред столом во главе тронное кресло, а по сторонам шесть кресел для членов синодального присутствия; слева стол для обер-прокурора с одним для него креслом и стулом для чиновника за обер-прокурорским столом, а справа стол обер-секретарский с двумя стульями; против тронного кресла налой для докладчика, а за ним несколько поотдаль – такой же для протоколиста. Вся вообще мебель богатая, но не столько изящная, сколько величественная.

На присутственном столе, кроме зерцала в середине, Крест и Евангелие пред тронным креслом, и Библия – пред налоем докладчика. За тронным креслом – портрет царствующего Государя, а по сторонам на пьедесталах и в дорогих ковчегах мощи Андрея Первозванного и подлинный духовный регламент Петра Великого. В переднем углу образ Спасителя, в заднем – огромные старинные часы, а по стенам, в приличных местах, два или три царские портрета. Словом, присутственная комната Святейшего Синода, или как ее называют официально – камера, поражая входящего и величием, и святостью, представляется ему как некое святилище или как богато убранный алтарь, особенно когда члены бывают в мантиях, например, на архиерейских наречениях» [Ф. И. Исмаилов. Воспоминания бывшего синодального секретаря. – «Странник», 1882, сентябрь.]. Родовитый, благовоспитанный, религиозный чтите ль монашествующего духовенства, А. П. Муравьев, несмотря на молодость, высоко ставился сослуживцами как возможный обер-прокурор. Такую цель вроде бы себе поставил и Андрей Николаевич, да и святитель Филарет прозревал подобное завершение его служебного продвижения. Но человек предполагает, а Господь располагает. Благодаря лести и тонким интригам, обер-прокурором назначили Степана Дмитриевича Нечаева, который за недолгий срок начальствования (1833 – 1836) нанес присутствующим иерархам и синодалам множество обид. Совсем, не считаясь с мнением сослуживцев, этот честолюбец затеял ограничить архиерейскую власть, в первую очередь отодвинуть в сторону опору Синода – владыку Филарета. Для начала Нечаев вошел в сношение с жандармами и от их лица писал доносы на архиереев и синодальных чиновников. Внешне властолюбец делал вид, что сокрушается и сочувствует оклеветанным,, на деле же все круче возводил свои изветы. Упор делался на толки, будто владыки самочинно утверждают кандидатуры на архиерейские кафедры, минуя обер-прокурора и далее самого Государя. Нечаев подговаривает митрополита Филарета составить оправдательную записку и высказать свое мнение по поводу бездоказательных слухов. Высокопреосвященный подготовил такую записку, но вручить ее доверил обер-прокурору.

А Степану Дмитриевичу только того и надо: на высочайшей аудиенции он извратил мнение Владыки своими измышлениями. Государь раз гневался на знаменитого митрополита, найдя в нем чуть не противника верховной власти.

Нечаев и далее не останавливался грешить против совести. Он стал представлять на утверждение Императору кандидатуры архиереев, не указанные в записке членов Синода. Подлог не мог сойти с рук, синодалы искали случая избавиться от лгуна. И случай такой представился: летом 1836 года Нечаев вынужден был по семейным делам надолго отлучиться из столицы, и ведомство осталось без начальника. Тогда Андрей Муравьев, при поддержке сослуживцев, отважился на решительный шаг – сместить Нечаева. Он поехал к первенствующему члену Синода, к Петербургскому митрополиту Серафиму (Глаголевскому), чтобы упросить его войти с докладом к Государю Николаю Павловичу о перемене обер-прокурора. Владыка согласился, и будучи на приеме у Государя, на вопрос, кем заменить предместника, назвал графа Николая Александровича Протасова, бывшего правой рукой министра народного просвещения. Впоследствии скажут, что это было сделано с подачи Муравьева, поскольку Протасов с его гусарскими замашками, соперник несерьезный. Н тому лее и человек он бездуховный: посидит временно и уйдет, уступив свое место Андрею Николаевичу – «готовому обер прокурору» [Этот эпизод весьма едко представлен Николаем Лесковым в очерке «Синодальные персоны». – Историческим Вестник, 1882, т. X, с. 373-409.]. И Протасов сел в начальствующее кресло, но не временно, а на долгие годы (1836 – 1855). Его обер-прокурорство отмечено разгулом формализма, наводнением штатов в Синоде, самодурством в отношениях с духовными лицами. Правда, граф Протасов исходатайствовал А. П. Муравьеву звание камергера, поручил ему издание нового перевода Правил Вселенских и Поместных Соборов, но то частности.

В 1837 году Андрей Николаевич сопровождает Наследника престола цесаревича Александра в его паломничестве по Московским святыням, от Нового Иерусалима до Троице-Сергиевой Лавры. Посетили они также Кремль и близлежащие монастыри. Свои путешествия по святым местам русским – а Муравьев уже исходил и изъездил практически всю европейскую часть Отечества – он стремился описать своим чутким пером. Его книги стали доступными любому грамотному человеку; повсюду душеспасительное чтение входило в народный обиход.

Для духовных училищ Муравьев издает толкование Символа Веры, а для, нетвердых в вере молодых людей – «Письма о спасении мира Сыном Божиим». Перебежчиков в униатство он изобличает в двоедушии и измене отеческой традиции. С благословения митрополита Филарета Андрей Николаевич приступает к созданию церковно-исторических книг. Особое внимание уделяет истории Русской Церкви, для этого несколько раз посещает Москву и Киев, встречается с правящими архиереями, за что получил упреки со стороны Протасова. Терпеть оставалось недолго. После удаления из Синода владыки Филарета, Myравьев незамедлительно подал прошение об увольнении (июнь 1842). Московский святитель на этот поступок откликнулся так: «Ваши писательские занятия, – читаем в его письме к Муравьеву, – в сие время составляли деятельную и полезную службу Церкви и духовному просвещению. Утешаюсь тем, что вы приемлете происшедшую перемену со вниманием и послушанием к путям Провидения и с христианским миром чувствований». Андрей Николаевич глубоко чтил и всей сердцем любил митрополита Филарета. В день его погребения Муравьев, рыдая, сказал одному из своих друзей: «Я все в нем потерял – отца, утешителя, подпору в жизни. Теперь жизнь для меня у нее не имеет цели» [П. С. Казанский. Воспоминание об А. Н. Муравьеве, с. 365]

Оставив Синод, Муравьев перешел в общее присутствие Азиатского департамента, а с 1846 года он определен чиновником особых поручений при этом же ведомстве (состоял до 1866). Андрей Николаевич свободно располагал своим временем и, путешествуя, мог свободно сочинять. Еще в 1845 году он побывал в Риме, свои размышления от поездки изложил в письмах все к тому лес святителю Филарету. Когда «Римские письма» напечатали, их с пользой прочли ревнители Православия. Агенты католицизма и униаты, напротив, подняли шумную волну опровержений, выискивая и между строк антипапский оттенок. Особенно неистовствовал перебежчик в униатство Николай Борисович Голицын. В Париже он издал бесцветную книжку с замечаниями на «Римские письма» Муравьева, неубедительную и весьма схоластическую. Андрею Николаевичу пришлось отвечать на эти замечания, и позицию православного он защитил достойно.

С сентября 1846 до июля 1847 года А. П. Муравьев находился в Грузии и Армении, и это свое путешествие тоже ярко изобразил. В 1848 году он посетил приволжские города, что нашло отображение в книге «Мысли о Православии при посещении Святыни русской». В следующем году – Афон, Иерусалим, Барград, поклонение величайшей христианской святыне – мощам угодника Божия Николая. В Барграде Муравьев скорбел при виде руинированного храма всесветно чтимого святителя. Про себя Андрей Николаевич решил приложить все силы на восстановление этого храма. И действительно пытался помочь, но толку не было – вечная нехватка средств. Они найдутся лишь через полвека – и отпустит их Государь Николай Второй (восстановлением храма займется Императорское Палестинское общество).

Муравьев писал быстро и много, его книги в огромном, числе издавали и переиздавали, одно время на средства графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской. Дворяне, духовенство, купцы были главными читателями духовной литературы. Муравьев проложил путь благочестивой книге в широкие слои русского общества, и в этом его большая заслуга перед историей Русской Церкви. Обратил внимание Андрей Николаевич и на демонические увлечения Неверов, сурово изобличая сатанинские культы. В исторических разысканиях Андрей, Николаевич обращал особое внимание на материалы, ранее неизвестные, либо мало изученные. Он впервые опубликовал дело о патриархе Никоне, документы о связях Русской Церкви с Восточными Церквами, собрал множество с видетельств о православных подвижниках благочестия, издал 12 книг житий святых.

Муравьев как церковный публицист весьма созвучен своему времени. Не было пи одного существенного вопроса, поставленного духовным управлением, на который бы не последовал его ответ. А со своею мечтою стать обер-прокурором Муравьев расстался лишь в 1865 году: «Люди не допускают меня быть обер-прокурором, – печаловался он одному знакомому, – но предназначение не мимо идет – меня теперь слушают и патриархи и митрополиты». Во многом так оно и было: к его посредничеству прибегали предстоятели славянских Православных церквей, да и отечественные иерархи не гнушались им. Что касается церковного руководства, то Муравьев стоял за соборное, патриаршее правление в России.

Давно у Андрея Николаевича созрела мысль покинуть Санкт-Петербург и поселиться в Москве. Дмитрий Шереметев, сын графа и Прасковьи Жемчуговой, предложил Муравьеву занять флигель в его останкинском дворце. Переезд состоялся, и Останкино произвело на писателя исключительно благоприятное впечатление. Здесь в 1853 году Муравьев приступил к написанию книги «Русская Фиваида на Севере», пожалуй, одного из самых лучших своих творений. Работа продвигалась быстро, ведь северные обители посещал лично, и воспоминания легко ложились на бумагу. Исторических же источников в портфеле преизобильно – собирал годами. Книга живо воссоздает быт и уклад монастырей, основанных ученицами и последователями Преподобного Сергия. Книга посвящена Великой княгине Елене Павловне, дочери Императора Павла, память о котором свято блюли в Останкине. Замечательное сочинение Муравьева о путешествии к северным обителям, к сожалению, мало доступно далее собирателям книг, поскольку в отличие от других его творений не переиздавалось. Настоящий выпуск будет хорошим духовным подарком благочестивому читателю.

Недолго жил в Останкинском дворце Шереметевых Андрей Николаевич. Не приведи Бог обосновываться писателю в чужом доме, тем более под надзором дворецких и разной челяди, да еще с характером Муравьева и его причудами. «Выжили из Останкина, где мне было так приятно» – фраза неслучайная. В 1854 году Муравьев наведался в Киев. Здесь приобрел гористый пустырь вблизи церкви Андрея Первозванного, велел расчистить его, развести сад, для начала поставить избу. Но окончательно поменял Петербург на Киев лишь после отставки по службе в 1866 году. К тому времени в Киеве среди собственного сада уже возвышался добротный дом, построенный на занятые средства; часть расходов удалось погасить за счет пожертвований Государя. Теперь литератор не столько творил, сколько говорил: ни один любознательный путешественник к киевским святыням не обходился без сопровождения Андрея Николаевича.

В 1869 году Киев посетила Императрица Мария Александровна, в ее свите состоял и Федор Иванович Тютчев, только что вернувшийся из родового имения Овстуг. Старый приятель Муравьева с неделю беседовал в его доме, а тот водил поэта осматривать церковные древности седого града. Общение с другом Тютчев изобразил в дивных стихах:


Там, где на высоте обрыва

Воздушно-светозарный храм

Уходит ввыспрь – очам на диво,

Как бы парящий к небесам;

Где Первозванного Андрея

Еще поднесь сияет крест,

На небе киевском белея,

Святой блюститель этих мест, –

К стопам его свою обитель

Благоговейно прислони,

Живешь ты там – не праздный житель –

На склоне трудового дня.

И кто бы мог без умиленья.

И ныне не почтить в тебе

Единство жизни и стремленья

И твердость стойкую в борьбе?

Да, много, много испытаний

Ты перенес и одолел...

Живи ж не в суетном сознанье

Заслуг своих и добрых дел;

Но для любви, но для примера,

Да убеждаются тобой,

Что может действенная, вера

И мысли неизменный строй.


В ответном письме Андрей Николаевич благодарил поэта за внимание: «Искренне благодарю Вас, многоуважаемый Федор Иванович, за Ваше поэтическое послание, которое очень пришлось мне по сердцу как выражение доброго Вашего обо мне суждения, изложенного в звучных Ваших стихах. Меня это весьма тронуло и утешило и еще более приковало меня к скале Андреевской, которую Вы так живописно изобразили» [Ф. И. Тютчев. Лирика. Т. II, М., 1965, с. 400.]

В Киеве Муравьев подготовил к печати весьма обширную переписку с митрополитом Филаретом; деньги на издание выделил владыка Иннокентий, и 500 экземпляров книги были доставлены подписчикам. Литературную работу пришлось отложить, сам характер и стиль его письма теперь многим казался старомодным. Но деятельная натура не ищет покоя: духовный писатель, возглавляя Владимирское братство, много сил отдает защите внешнего церковного порядка, исправлению нравов местных обывателей.

В начале августа 1874 года Андрей Николаевич серьезно занемог и 18 числа того же месяца скончался. Погребен в подземном приделе церкви Андрея Первозванного, чье небесное покровительство он свято чтил всю жизнь. Свою любовь Провозвестнику христианской веры на Руси Муравьев выразил в акафисте Апостолу. «Авторская деятельность А. Н. Муравьева принесла в свое время несомненную пользу, доставила ему большую известность и дала право на место в истории русской литературы», – писал в некрологе на смерть своего друга Николай Васильевич Путяга» [Н. В. Путяга. Заметки об А. Н. Муравьеве. – Русский Архив, 1870, кн. 2, с. 357 – 358.]. Ныне книги Муравьева обретают новую жизнь, находя читателей в среде ревнителей отечественной православной культуры.

А. Н. Стрижев

Домашняя страница
священника Владимира Кобец

Создание сайта Веб-студия Vinchi

®©Vinchi Group