роблема взаимоотношений музеев и Церкви обсуждается уже очень давно. С тех пор, как Церкви стали отдавать отобранные здания и земли, встал вопрос и о возвращении тех святынь: икон, богослужебных сосудов, облачений, пелен и плащаниц, крестов, книг и рукописей, которые принадлежали когда-то возрождающимся ныне монастырям и храмам. И почти повсеместно при решении этого вопроса Церковь встречается с упорным сопротивлением музейщиков. В лучшем случае они готовы отдать только "вещи, не имеющие художественной ценности", и в начале перестройки действительно (- сужу по Петербургу) довольно много икон передавалось тогда во вновь открывавшиеся храмы. Но теперь, в основном, действует худший вариант: Церкви упорно ничего отдавать не хотят. Выдвигаемая причина: "не будет обеспечено должного хранения". А о том, что такое "должное хранение", автор этих строк, 20 лет проработавшая в музее, может рассказать. У верующего человека, входящего в фонды, где хранятся иконы, что называется, "сердце кровью обливается". На стеллажах, конечно, с прокладками из специальной бумаги, в темноте (это и есть "должное хранение") иконы стоят или лежат, как в морге. Помню, как мы ходили по такому хранилищу с одной новообращенной иностранкой, у которой было тогда детское, свежее восприятие всёго на свете. И она заплакала: "Они тут все, как в тюрьме. Им тут так плохо, им так хочется к людям". И говорившая это француженка Мишель-Мария была не какой-нибудь "темной старушкой", а магистром философии, умная, образованная, знающая 4 языка. Но в том-то и дело, что у всех по-настоящему верующих людей мировоззрение одинаковое, и в самом главном оно не зависит от уровня образования.

Вот об этом-то и хочется порассуждать в нашей статье. Попытаться ответить на вопрос: почему музейщикам и церковным людям так трудно понять друг друга? И возможна ли тут гармония, ведь во многих музеях хранителями церковных ценностей являются верующие люди, во всяком случае, они так себя называют.

Начну с исторического примера для, того, чтобы доказать возможную гармонию - отец Павел Флоренский после революции стал "музейщиком" - работал в музейной Комиссии при Троице-Сергиевой Лавре, даже написал две чисто музейные книжки-каталоги об Авраамии-резчике, кроме того, в разных его работах мы находим искусствоведчески точное описание различных икон, особенно следует выделить статью "Молельные иконы преподобного Сергия". Именно Флоренскому принадлежит идея о живом храме-музее. В работе "Троице-Сергиева Лавра и Россия" он блестяще доказал, что каждый предмет может правильно восприниматься только при сохранении его в той обстановке, в которой он возник. Так, икона написана для молитвы, а когда становится доступной только "гурманам искусства", то сам смысл ее существования теряется. Когда икона и вообще церковные предметы воспринимаются только в плоскости культуры, тогда человек начинает жить в извращенном мире, он становится самоистуканом. Флоренский в данном случае оказался пророком, он предсказывал, что культура, оторванная от культа, приведет в области искусства - к культу крайнего индивидуализма, в области науки — к культу, оторванного от жизни знания, в области политики — к культу личности.

Отцу Павлу принадлежит и прекрасное определение того, как отличаются друг от друга то, что он называет "церковным мировоззрением" и "мировоззрение гуманистическое (или, как в последние годы стало принято выражаться, мировоззрением "общечеловеческих ценностей"). Позволю себе привести пространную цитату из лекций о.Павла Флоренского "Культурно-историческое место и предпосылки христианского миропонимания", потому что теперь и люди как будто бы церковные, стараются осмыслить культурное значение Церкви, разобрать ее достояние в "контексте мировой культуры". И тут приходится сталкиваться с такими казусами, который, например, произошел на Рождественских чтениях, когда уважаемый В.Н.Тростников вдруг стал сравнивать Литургию с театральным действом, а сам текст Литургии, написанный св.Иоанном Златоустом, назвал "грандиозной пьесой", которую всякий раз в храме разыгрывают заново". Итак, цитата из Флоренского: "Церковная архитектоника органически скреплена в одно целое. Например, малый вход. Если взять его чувственно и грубо эмпирически, это - вхождение в открытую дверь, к тому же нецелесообразное: выйти из одной двери помещения, только для того, чтобы войти через другую. Но малый вход объединен с целым кругом различных идей. Эти действия являются той массой, на который накопляется целый ряд других переживаний. Вхождение – переход из чувственного в иную метафизическую область, следовательно, духовное рождение; вместе с тем отблеск Боговоплощения и отблеск Богородицы, идея рождения. Церковное мировоззрение не может быть рационализировано вытянуто в одну ниточку, а иначе, вытаскивая ниточку, необходимо разорвать все остальное". И в тех же лекциях отец Павел говорит, что большинство интеллигентов, ученых людей, ходящих в церковь, и даже принимающих участие в Таинствах, не обладают церковным мировоззрением. По тому что такой человек "не может, да и не хочет вырваться из культуры". Мы шесть дней живем на стороне, в седьмой придем на два-три часа в церковь и опять из нее уходим. Мы не живем Церковью, а только иногда, изредка в ней бываем. А это значит то, что за шесть дней мы приобретает внецерковный строй, определенные приемы мысли и за время кратковременного пребывания в Церкви строй мысли лишь несколько иначе настраивается, а не переустраивается. А надо, и будучи в храме и вне его, мыслить по-церковному".

Надо сказать, что именно музейщикам, - мы возвращаемся к нашей теме, и к заданному в начале статьи вопросу: почему работникам музеев так трудно понять стремление Церкви вернуть "художественно ценные предметы культа" в действующие храмы? - мыслить по-церковному труднее всего. Потому что по меткому определению философа Н. Федорова, который посвятил философскому осмыслению значения музея большую статью, "музей в христианском мире остался языческим. Его исследование стало отвлеченным, школьным и сам музей остался замкнутой школой, сословием». Музейщики зачастую действительно говорят между собою на только им одним понятном языке. А те, кто являются еще и хранителями фондов, обязаны описывать даже святыню с точки зрения внешней. Более того, разговор о духовных вещах, когда речь идет о различных школах иконописи, например, или о технике иконописания, считается "дурным тоном". "Наука должна быть бесстрастна, наука не должна быть связана ни с какой идеологией - это стало ныне модным тезисом. Поэтому и приходится наблюдать удивительное "раздвоение личности": человек, работающий в музее, может ходить в храм, даже каждый день, но с ужасом будет воспринимать слова о том, что хранящиеся в его фонде иконы или богослужебные сосуды нужно бы отдать туда, где они когда-то были. Ведь Церковь тоже заинтересована в том, чтобы святыни сохранять, и есть примеры сохранения древних святынь в Иерусалиме, в Греции, в древних Римских катакомбах, да и у нас в России именно в действующих храмах. А сколько примеров того, что погибло в музеях или было продано за рубеж...

Помню, как проявился этот страх перед тем, что «художественное произведение" Церковь сохранить не сможет, - 10 лет назад, когда в Софию Новгородскую передали древнюю чудотворную икону Знамения Божией Матери. Д.С.Лихачев, который, казалось бы, всю жизнь посвятил изучению церковных памятников, усиленно тогда доказывал, что те иконы, которые являются "культурным достоянием народа" должны храниться только в музеях. В то время мне приходилось немало общаться с секретарем Д.С. Лихачева, и когда я ей стала рассказывать, что была в Новгороде и видела, что икону "Знамения" поместили под особый колпак, что в храме стараются соблюдать "температурно-влажностный режим", она все равно твердила, что "Дмитрий Сергеевич прав. Ведь к иконе прикладываются тысячи верующих, и хоть она и под колпаком, это может повредить ей".

Но не будем все время "петь за упокой" и упирать на несовместимость "музейного" и церковного мировоззрения. Все-таки за последние годы мы наблюдали и немало отрадных моментов взаимопонимания.

Радостно, что совершаются богослужения в храмах Кремля, что у нас в Санкт-Петербурге хоть и изредка совершаются богослужения в Исаакиевском соборе, что Церкви переданы почти все монастырские постройки, в которых когда-то размещались музеи. Последнее событие в этом ряду - передача древнейшего монастыря в Старой Ладоге.

Особо хочется отметить гостившую у нас в Петербурге осенью прошлого года "Синайскую выставку". Может быть, потому что иконы были "чужие", да еще из действующего монастыря, на выставке можно было к ним прикладываться! Музейные работники не делали никому замечаний. Перед ними можно было безбоязненно молиться и креститься; и те, кто этого не делал, не воспринимали это как недозволенную дикость поведения. Само оформление выставки было настолько деликатным и строгим, что никакой дурной "музейщины" в ней не было. И экскурсии были не о том, какой краской написаны иконы, и к каким "фаюмским портретам восходят", а о символике изображения, о житиях тех святых, которые на них изображены, даже о Фаворском свете. "Синайская выставка" была настоящим духовным событием для нас, петербуржцев, мы знаем, что на нее специально приезжали и верующие из других городов. И неслучайно выставка стала местом братских встреч прихожан разных храмов, а часто люди приходили на нее и целыми приходами.

* * *

Думается, что именно сейчас мы переживаем момент выбора в отношениях между музеем и церковью. И именно церковь должна помочь работникам музеев по-новому взглянуть на те святыни, к которым они относятся зачастую только как к предметам хранения. Еще один отрадный пример такого уже свершившегося откровения, обретения нового взгляда — выставка "Христианство в культуре народов России" в питерском музее Этнографии народов России. По свидетельству сотрудников, именно благодаря тому, что они готовили эту выставку в тесном сотрудничестве со священниками нашего города, она стала для них миссионерской, они открыли для себя духовное значение "христианской культуры" и именно об этом, а не об этнографических особенностях тех или народов, постарались рассказать на выставке.

То же можно сказать о замечательной выставке, устроенной Историческим музеем в Москве, о многих других выставках, организованных в разных городах весях нашей страны в год 2000-летнего юбилея христианства.

Диалог между Церковью и музеями возможен, но только та и другая стороны должны понимать, что для того, чтобы у них были результаты, требуется не юбилейная, единовременная акция, а долгая совместная работа.