История
Достопримечательности
Окрестности
Церкви округи
Фотогалерея
Сегодняшний день
Библиотека
Полезная информация
Форум
Гостевая книга
Карта сайта

Поиск по сайту

 

Памятные даты:

 

Праздники

Памятные даты

 

Наши сайты:


Подготовьте себя заранее к поездке в

Ферапонтово

http://www.ferapontov-monastyr.ru/
http://ferapontov-monastyr.ru/catalog/
http://www.ferapontovo-pilgrim.ru
http://www.ferapontovo-archive.ru
http://www.ferapontovo-foto.ru/
http://www.ferapontov.ru/
http://www.patriarch-nikon.ru/
http://www.tsipino.ru/
http://a-russian-troika.ru
http://a-hippotherapy.ru

Прогноз погоды:


Ферапонтово >>>


Яндекс.Погода


На главную Карта сайта Написать письмо

На главную Библиотека Литературная страничка. ФЕРАПОНТОВО Ферапонтовские посиделки. Е. Стрельникова, 2000 г. Ферапонтовские коты

ФЕРАПОНТОВСКИЕ КОТЫ


Ферапонтовские коты



Когда заводишь кошку, надо очень серьезно относиться к ее кличке, отмечая не только сходство, но и прощая недостатки, потому что как только назовешь ее в насмешку кому-нибудь или унизительно, это обязательно повлияет на нее. Взять хотя бы наших ферапонтовских котов. В доме их по меньшей мере шесть сразу и еще временные, гостюющие и приходящие, коих перебывало великое множество.

Самой яркой фигурой сначала был Цыган — совершеннейший пройдоха. Это было шесть лет назад, когда я приехала примерить себя к деревенской жизни, прежде чем менять что-либо в городской. Все было необычным: и люди, и печки, и вода из реки. Приглядывалась с жадностью ко всему. Наблюдаю за одной кошкой: черная-черная, а вылизывает рыжих котят, и так она заботлива.

— Какая удивительная кошка, — говорю.

— Да это не кошка, а кот. И котята не его.

Цыгана все считали оборотнем, столь таинственными историями была окружена его кошачья жизнь. Особенно пугал он вечерами, когда вдруг под дверь просовывалась его черная мохнатая лапа, потом все удлинялась, затем тяжелая дверь поддавалась, отворяясь со страшным скрипом, и в кухню проскальзывала черная фигура с черной тенью и горящими глазами. Цыган пропал из дома также внезапно, как и появился. Что и говорить, Цыган — кочевник.

Хотя в Ферапонтове было много кошек, мы переезжали из Ленинграда со своей Пусей. Когда-то она была подобрана котенком прямо на помойке и оставлена в доме под залог хорошей учебы сына.

— Ты только не думай, мама, что я ее взял на помойке и что она ничья, у нее была хозяйка, — горячо заверял он.

При переезде Пуся доставила немало хлопот. По вокзалу пришлось нести ее в сетке вместе с морковкой, в купе от страха она забилась в самый дальний угол и мы с трудом утром ее отыскали. Несколько раз она порывалась сбежать, и на вокзале, и при пересадках на дороге к Ферапонтову. Ее жалкое, мокрое от снега тельце я с трудом удерживала в ватной кофте, при этом приходилось еще втискивать в автобусы узлы, рюкзаки и котомки — оставшийся скарб после отправки контейнера. Когда мы наконец добрались до места и выгрузились, от наших баулов разом оторвались все ручки. Я подумала тогда: это должно означать, что больше никуда уже не надо уезжать. А на следующий день в деревне заговорили, что в монастырь приехала еще “одна”, с двумя детьми — один стоит, а другого на руках “держит”. Вспомнился глупый обычай: первой запустить в дом кошку. Но Пуся вырвалась в коридоре и забилась за ящики. Потом мы все-таки извлекли ее из укрытия, втолкнули в дверь, вошли сами. Неужели здесь жить будем? Комната не топилась с лета, спать не на чем, вещи едут следом, за окном — декабрь. Почему-то приходили в голову рассказы об эвакуации из блокадного Ленинграда.

Мы затопили печь. Кошка, почуяв тепло, прыгнула на плиту и прижарила себе коготки и свою дымчатую шерстку. Потом долго еще пахло паленой шерстью, а коготки цеплялись за одежду и цокали по полу. В Ферапонтово Пуся приехала с толстым брюшком и здесь появились ленинградские котята необычайной красоты, полосатые с розовым подшерстком. Во второй раз она не смогла окотиться и погибла у нас на руках. Это было настоящим горем, потому что относились мы к ней как к члену семьи. Уже никого другого не хотели.

Но потом появилась Фреска, названная по поводу восторженных воздыханий туристов, приезжающих сюда на автобусах и коллективно любующихся древней стенописью, на самом деле ничего в ней не видя особенного. Необычность моей белой кошки вызвала появление в соседней квартире за перегородкой сначала Левкаса, тоже белого — по названию штукатурки под фреску, а потом еще трех белых котов. Вскоре белыми котятами мы наводнили и Вологду. За Фреской последовал Бисквит, опять-таки белый, названный не по пирогу, а по стадии обработки фарфора, но к его кличке требовались пояснения и тогда он был переименован — стал Кис Кутаис, или Кутаис Тифлисович.

В то лето здесь работали на строительстве монастырской стены студенты из Кутаиси. Полуголые грузины лениво строили ограду под бравурные марши транзистора, пели и кричали, невзирая на поток экскурсантов, цеплялись к деревенским барышням, не привыкшим к назойливому ухаживанию, привносили какой-то курортный дух, которого здесь еще не знали. Студенты оказались нелюбопытны: ступая по монастырской земле, они не заглядывали внутрь зданий, хотя своими руками огораживали их новой стеной. А вот котенок не смог пережить переименования и вскоре погиб от чумки.

Одним из последних пришел в дом, в квартиру напротив, Маркиз. Несмотря на благородное звание и представительную окраску — черный “фрак с белой манишкой”, пережил тяжелое сиротливое детство. Его хозяевам внезапно пришлось переселяться с Цыпина, потому что приютивший их дом оказался по своей старости незимним. Котов в маленькую музейную комнатушку брать было некуда, они остались одни в пустом доме. Каждый день по вечерам им за версту носили под ватником еду и подтапливали печь в лютые морозы, доходившие в ту зиму до пятидесяти градусов. Тогда Маркиз был котенком и согревался теплом одной беглой кошки, которая ушла из Загорья, где ее постоянно лишали котят. Потом Маркиз остался совсем один и тоскливыми криками встречал и провожал всех путников, принимая их за хозяев. Он был пуглив, одинок и всегда голоден.

Однажды уже весной мы с ним пришли в Ферапонтово вместе. Меня поругали, но Маркиза оставили и он наконец соединился со своими воспитателями. Теперь у него подрастает подруга Кусака, предназначенная в его спутницы в будущем доме, строящемся на Цыпине.

Вымученным добродушием Маркиза совершенно бессовестно пользуется Папашка, один из трех соседских белых. Он труслив, но настойчив в своей ненависти к Маркизу. Его вообще-то назвали Пашкой, но не стерпев унижения человеческого имени, я упорно зову его Папашкой, тем более что это полностью соответствует его настоящему положению в доме. В погоне за Маркизом он умудряется преследовать свою жертву даже в ее собственном жилище, пролезая через подполье. Но по части мастерства проникновения в закрытые квартиры непревзойденным остается Рыжка, временный воспитанник из Загорья. Он своей квадратной некрасивой головой однажды приподнял и опрокинул двенадцатилитровое ведро с водой, прижимавшее дырку в полу.

Общим любимцем остается Самурай. Этот полосатый боевой котенок с забавными манерами имеет необычайное сходство с одной фигурой в Эрмитаже. Во время нашего очередного “наезда на культурный центр” оказалась закрыта обещанная выставка, и, чтобы утешиться, мы отправились за детскими воспоминаниями в Рыцарский зал Эрмитажа. В Рыцарском зале, куда мы прежде любили заходить после утренников, проводимых Домом ученых, на месте средневекового рыцаря на привычном месте стоял самурай, похожий скорее на чудовище — такая жуткая у него была маска. Это было так неожиданно, что не могло не найти своего продолжения. И когда мы подобрали у стен монастыря котенка, истошно кричавшего темным морозным вечером на дороге и принесли его домой, то кличку придумывать не пришлось. Стоило только посмотреть на него, как перед глазами представал грозный японский воин в маске: с усами, в полоску и с такими же полусогнутыми конечностями.

Самурай появился на свет вместе с другими котятами под кровлей Рождественского собора, где укрывалась летом его дикая мать. Находясь на лесах внутри собора, можно было из окна видеть смертельные трюки этого выводка эквилибристов, которые кувыркались на крыше, не страшась высоты. Потом их уют нарушили реставраторы, чинившие кровлю паперти. Мы не видели их больше, пока зимой в Самурае не признали одного из монастырских котят.

Котенок сначала был жалок и смешон, даже белый воротник среди полос, казалось, съехал на сторону, напоминая косоворотку. В тепле он долго кашлял и чихал, никак не мог насытиться и приучиться к квартирному порядку. Но, по мере подрастания, Самурай приобрел боевые качества, и стало ясно, что Папашка получит свое в свое время и что Маркиз будет отомщен. Но и теперь он теснит жизненное пространство нашей комнаты, когда-то безраздельно принадлежавшее Пусе.

Пуся — одна из трех соседских кошек, которых взяли поначалу в расчете на туристическое воровство, но оно не имело развития, и хозяйка решила избавиться хотя бы от одного лишнего рта. Я поддалась на уговоры и бездумно согласилась взять кошку чужого воспитания. Мы решили обновить кличку Пуси, но справедливее было бы назвать это существо Пузей из-за чрезвычайной плодовитости, которой она нас замучила. Уже два года мы озабочены распределением ее потомства. Котята все белые и пушистые, даже от разноцветных котов получаются белые малыши, только последнего она оделяет отцовской мастью. В шутку говорим, что разводим новую породу “ферапонтовская белая”. Завидев новый живот, я сказала Пусе, что устала от ее материнства и котят “нарушу”, как здесь говорят. И, как ни странно, кошка похудела. Похудела и похорошела.

Вот так и живут рядом с нами ферапонтовские коты, ведя свою особую жизнь. Время от времени Пуся приносит белых котят, которых трогательно воспитывает и старательно вылизывает, закрывая глаза. А когда их нет, то вылизывает меховые шапки, пушистые кофты или руки, ее держащие. Зная свою царственную красоту, она не участвует в игрищах, а носит с достоинством ослепительно-белую шкурку, принимая грациозные позы, и очень обижается, когда Самурай пытается зацепить ее шалостями. Его хищный прыжок сзади на загривок оскорбляет “ее степенство”, и Пуся, прошипев обиду, сбегает от невоспитанного подростка. А он в редкие минуты покоя сидит невинно в позе базарной копилки, выстроив в шеренгу все четыре лапы, или разваливается в углу дивана, выставив вперед розовый живот.

Пусина дочка Кусака с азартом гоняется за своим сверстником, собирая на белую шерсть мусор и иголки от новогодней елки, которые взбивает неистовый Самурай. За дверями тоскует Маркиз, ожидая, когда подрастет и образумится его невеста, и обижается Пуся, которую Самурай впопыхах фамильярно путает с ее грязнулей-дочкой. Рыжка тем временем ищет поживы в коридоре, воспользовавшись щелкой в двери, а Папашка стережет Маркиза, чтобы снова напомнить ему, кто тут первый и главный. И никто из них не подозревает, как одиноко Лапке, Папашкиной подруге, которая никуда из дома не выходит, терпеливо ожидая внимания своего гуляки и разбойника. Даже когда хозяйка уезжает зимой надолго и дом не топится, она не ищет тепла у чужого очага, а ждет своего кошачьего счастья.


(с) Е.Стрельникова



Написать отзыв
Поля, отмеченные звездочками, обязательны для заполнения !
*Имя:
E-mail:
Телефон:
*Сообщение:
 

Домашняя страница
священника Владимира Кобец

Создание сайта Веб-студия Vinchi

®©Vinchi Group