История
Достопримечательности
Окрестности
Церкви округи
Фотогалерея
Сегодняшний день
Библиотека
Полезная информация
Форум
Гостевая книга
Карта сайта

Поиск по сайту

 

Памятные даты:

 

Праздники

Памятные даты

 

Наши сайты:


Подготовьте себя заранее к поездке в

Ферапонтово

http://www.ferapontov-monastyr.ru/
http://ferapontov-monastyr.ru/catalog/
http://www.ferapontovo-pilgrim.ru
http://www.ferapontovo-archive.ru
http://www.ferapontovo-foto.ru/
http://www.ferapontov.ru/
http://www.patriarch-nikon.ru/
http://www.tsipino.ru/
http://a-russian-troika.ru
http://a-hippotherapy.ru

Прогноз погоды:


Ферапонтово >>>


Яндекс.Погода


На главную Карта сайта Написать письмо

На главную Библиотека Литературная страничка. ФЕРАПОНТОВО Ферапонтовские посиделки. Е. Стрельникова, 2000 г. Атеизм в монастыре

АТЕИЗМ В МОНАСТЫРЕ


Атеизм в монастыре



— Где Андрей Рублев?

— Пошел к Дионисию.


Эти странные для двадцатого века слова звучали как-то летом, когда в Ферапонтове проходили практику студенты-мухинцы из Ленинграда и в их числе был начинающий монументалист Андрей Рублев. Ответственность за свое знаменитое имя накладывала определенный отпечаток на его учебное творчество: он подолгу в задумчивости сидел подле портальной фрески, тщательно отбирал разноцветные камни на берегу Бородаевского озера, неторопливо растирал их для красок, потом так же степенно делал роскрашь и старательно копировал Дионисия. Работал он спокойно и уверенно, точно давно писал иконы.

Его же сокурсник Василий, не имевший столь звучного однофамильца, напротив, томился долгим сидением на холодной паперти и предпочитал копировать не подлинного Дионисия, а книгу о его фресках. Как-то мы застали его за этим занятием у дальней монастырской ограды на выкошенной поляне. Он стоял в плавках перед мольбертом, на земле лежала раскрытая книга с репродукциями, куда он заглядывал время от времени. Увидев приближающиеся женские фигуры, Василий смутился и надел брюки. Его замешательство коснулось только одежды.

Вечерами, а иногда и ночами напролет тот же студент неутомимо сидел с удочкой на озере в надувной лодке, даже под проливным дождем. Потом, рассматривая копии, выполненные студентами, можно было читать в них и костры, и рыбалки, и веселые приключения. Не было только Дионисия. Или было его совсем немного.

В течение всей практики студенты толпились гурьбой у портала, раскинув простыни бумаг на полу и расставив батареи плошек с красками. Некоторым развлечением их во время работы были часто сменяющие друг друга экскурсии, мелькавшие перед оградительной веревкой. Экскурсанты тоже с большим интересом наблюдали за тем, что происходило на паперти и как копировали студенты: сравнивали копии с оригиналом, давали советы и оценки, оживленно спорили между собой. Но для экскурсоводов постоянное присутствие суетливых студентов было ощутимой помехой: каждое их движение отдавалось громким эхом, трудно было говорить. Некоторых смущало то обстоятельство, будто нельзя повторяться, а надо разнообразить обкатанный текст, чтобы не было скучно студентам. А вдруг они вообще не слушают и заняты только копированием, в то время как ты лезешь из кожи вон, импровизируя?

Однако студенты все-таки всех внимательно слушали. Но обнаружилось это в конце их практики. Не всем мешало постоянное присутствие молодых художников на паперти, одну даму они вдохновляли на смелые инсценировки. Дама была внештатным экскурсоводом.

Вообще надо сказать, что внештатники — это особый род экскурсоводов. Они приезжают в Ферапонтово в разгар туристического сезона, в свое отпускное время. Ведут экскурсии с удовольствием, поскольку эта работа является экзотическим разнообразием после городской жизни. Внештатники составляют разношерстную, веселую и подчас легкомысленную прослойку в среде постоянных, серьезных и в чем-то скучных сотрудников. Все самое яркое и интересное связано, как правило, с ними — временными. Чаще всего это молодежь, еще не уставшая от туристов, от однообразия маршрута и стандартных вопросов. Они каждый раз заново открывают и для себя мир прекрасных фресок, радостно делясь теми знаниями, которыми только что овладели.

Бывали, правда, и курьезы, когда претенденты на звание внештатных сотрудников не выдерживали испытаний. Одна такая претендентка “провалилась” при первом же знакомстве с дирекцией. Но она успела попробовать себя на нескольких группах. Трудно предположить, что содержал ее рассказ, но слушатели после вступления начинали пятиться и убегали дворами, испуганно озираясь по сторонам. К сотрудникам эта особа обращалась с навязчивой просьбой “дать матерьяльчик на Никона”. Когда же стало известно, что вакансию ей занять не удалось, из соседней деревни, где она поселилась, стали доходить странные слухи, что она стала подстерегать у монастыря приезжавших черноволосых девушек, заводя с ними многозначительные беседы о миссии еврейской женщины.

Монастырь и его фрески вообще не оставляли равнодушными никого. Вокруг них вились самые разнообразные и сомнительные личности. В их число входили мистики разных толков. Увлеченных буддизмом фрески повергали в незнакомые христианину состояния. Супружеская пара, составлявшая “Бюро семьи и брака”, показывала своим “восточным” гостям печати наивысшей способности к оккультным наукам — на ликах святых. Они потом и у сотрудников музея на лбу находили цифры и распределяли их по оккультным способностям. Супруги, хотя и возглавляли бюро по семейным проблемам, сами состояли не в первом браке, но успешно учили других.

Приезжали сюда и индуисты, хоть и отечественного происхождения. Они “гуляли по чакрам” встречных, предрекали будущее и исправляли прошлое. Уезжая, один пожилой индуист из Алма-Аты твердо сказал, что завтра будет хорошая погода, хотя шли затяжные сентябрьские дожди. Мы удивились его обещаниям.

— Это мне солнце сказало! — изрек он в ответ и гордо удалился.

От всех упражнений многозначительной публики кружилась голова, не способная ни вместить, ни различить эту мешанину. Что делают эти люди в стенах православного монастыря за закате двадцатого века?!

Здесь переплеталось и перемешивалось столько всякой всячины, что, право же, лучше бы оставалось только одно, исконно русское, для которого возводились эти стены и писались эти фрески. Но именно уничтожению этого самого направления и призваны были посвящать свою деятельность все штатные и внештатные экскурсоводы. На совещаниях им напоминали, что они являются работниками идеологического фронта. Именно — фронта, и непременно — идеологического. Экскурсоводы должны были вести борьбу с “религиозным дурманом” и несли полную ответственность, если за два часа своего повествования не получали зримых результатов.

Но экскурсоводы, как правило, не делали этого. Кроме одной дамы, которую как раз устраивало многолюдье на паперти, оно давало возможность проявлять желанные атеистические данные. Она-то как раз оказалась бойцом этого фронта.

В отличие от обычных внештатников дама не была ни веселой, ни тем более легкомысленной. Напротив, возраст ее был солидным, а положение почтенным, она была кандидатом химических наук. Степень заметно прибавляла весу к прочим ее достоинствам. Приехав в Ферапонтово, дама объявила, что в коллективе очень плохо обстоит дело с атеизмом и она может всех нас этому научить, притом довольно быстро. Никто не возражал, потому что действительно с этим здесь всегда обстояло, как и со снабжением, из рук вон плохо. Время от времени музейное и “культурное” руководство взбадривалось очередной волной атеистической кампании, обычно после какой-нибудь негласной проверки, а потом все стихало на время и шло своим чередом.

Хотя московская дама была серьезной и деловито принимала экскурсантов, нас поражали непрерывные взрывы хохота, сопровождавшие ее рассказ, и громкие рукоплескания в конце экскурсии. Туристы покидали своего гида с веселым сожалением, а для остальных оставалось загадкой, над чем можно смеяться, глядя на фреску.

Обычно, проводив группу до монастырских ворот, дама садилась на видном месте за прялку. Когда подходили новые люди и спрашивали, что такое она делает, терпеливо отвечала, что прядет шерсть, разворачивая разговор к истории предмета. Потом следовал интерес к окружающим строениям и их прошлым обитателям: что это за монастырь, сколько в нем жило монахов, как им тут жилось? Недавняя пряха загадочно говорила:

— А давайте я лучше проведу вам экскурсию и все расскажу, — и под руку вела любопытных к музейной кассе. Посетители оставались довольны экскурсоводом. Следом появлялись восторженные записи в книге отзывов.

“Великолепные сведения в блистательной форме сообщила нам о монастыре и его истории Л. Я. Радостно знать, что теперь наконец это Ферапонтово чудо в надежных руках защитников культуры…”

“Туристы местной промышленности горячо благодарят любезную Л. Я. — хранительницу старинной русской культуры Белоозера за высокую, идейную и культурную лекцию…”

“Огромное спасибо экскурсоводу Л. Я. за интересный рассказ о Ферапонтовском монастыре, подкрепленный тонким анализом и философским обобщением, в доступной для учащихся ПТУ форме затронуты общечеловеческие проблемы, такие как “мир и война”, “жизнь и смерть”. Надолго в нашей памяти останутся картины увиденного здесь…”

Поучиться у популярной дамы атеизму нам все не удавалось, потому что подъезжало сразу несколько автобусов с туристами и весь наличный состав сотрудников тотчас включался в работу. Мы так и остались неумелыми по этой части экскурсоводами. Правда, эту слабость восполнял иногда один из сопровождавших автобусные группы. В двухчасовое дорожное время от Вологды до Кириллова он успевал вложить столько небылиц о монашеской жизни, что группа, прибыв к стенам монастыря, тотчас начинала искать подземные ходы, зарытые клады и прочую невидаль.

Этот “групповод” был совершенно неподкупным атеистом, но и он пришел однажды к нам, прихватив бутылку водки, чтобы поздравить нас с Пасхой. Пока его туристы были на экскурсии, он пил горькую и возглашал тост за “всенародный праздник”. Но вот над белозерскими монастырями грянул гром, начавший свои раскаты статьей в журнале “Наука и религия”, который, если припоминать его прошлое, назывался “Воинствующий безбожник”. В воинственной статье, прогремевшей на всю страну, было написано, что по всей Вологодской области с атеистическим воспитанием трудящихся, приезжающих сюда на отдых, дело обстояло много хуже, чем в других регионах. Приводились обличительные примеры. Надо было с этим бороться, для чего спустили приказание: провести атеистическую конференцию областного масштаба с привлечением лучших столичных сил. Начались проверки. В каждом из монастырей-музеев должны были провести показательные экскурсии, которые потом громогласно проанализирует соответствующий товарищ — быть ли ей примером или, напротив, подлежать принародному порицанию.

Монастырей-музеев не так много. Вернее, монастырей в области много, но музеев в них мало. Там, где нет музеев, с атеизмом как раз все в порядке: монастыри в полном запустении и никто не мешает им разрушаться. Таких подавляющее большинство на Севере. Изглаживается самая память об их местонахождении, а местные жители перестают вспоминать их названия. В иных — тюрьмы или лечебницы для душевнобольных. В тех же монастырях, где еще хоть что-то уцелело и еще можно назвать его музеем, хоть и с натяжкой, экскурсоводы призваны повсеместно развенчивать “антиклассовую сущность” живших здесь когда-то монахов, их “нещадную феодальную эксплуатацию” и прочие столь же “тягостные пороки”.

Но вологодские экскурсоводы, как справедливо упрекал автор статьи, подчас забывались и, увлекшись красотой архитектуры, игнорировали свою главную задачу, за которую получали хоть и маленькие, но устойчивые зарплаты, — они не вели атеистической работы или вели ее как-то вымучено, без вдохновения. И вот начался смотр атеистических сил вологодских монастырей.

Проверку начали со Спасо-Прилуцкого монастыря. Он к Вологде ближе всего, а она, как-никак, губернская столица, и уровень там, стало быть, должен быть постоличнее. Однако образца не получилось.

Следующим стало почему-то Ферапонтово. Учтя опыт предыдущего монастыря и слабость в этом вопросе остальных сотрудников, взялась за дело сама заведующая. И правильно сделала. Проверяющий остался доволен, но его коллега по атеизму из Москвы сказал, что налицо был вульгарный атеизм, что он уже не в моде.

— В наше новое время надо искать новых путей, а не скабрезностей из жизни монахов. Рассказы об их пьянстве и злоупотреблениях, служившие самым атеистическим образом не один десяток лет, в последнее время уже не могут быть признаны подлинным атеизмом, — горячился он.

Поиск такого нового пути было предложено представить в Кирилло-Белозерском монастыре. Участники семинара переехали в Кириллов. Там дирекция музея решила наказать древнерусский отдел, как наиболее уязвимый в этом смысле, бросив на амбразуру показательного атеизма заведующего отделом. Остальные сотрудники, в том числе и из других монастырей, обязывались присутствием — для извлечения уроков.

Избранная кандидатура оказалась не самой подходящей, но начальству всегда виднее. Оно, начальство, хихикнуло что-то о том, что все происходящее пойдет отделу на пользу, так сказать к его смирению. Нам же было весьма любопытно, как коллега станет выпутываться из этой, прямо скажем, щекотливой ситуации.

Приговоренный к атеизму сотрудник начал не сразу. После долгой паузы, сделав глубокий вдох, произнес:

— На третьем съезде воинствующих безбожников в 1929 году Михаил Иванович Калинин сказал: чтобы бить врага, надо его знать. Поэтому мы обращаемся к древнерусскому искусству…

Далее шла обычная экскурсия, и ничто уже не тревожило ее традиционности. Но именно это стало не нравиться проверяющему. Было заметно, что он занервничал. Тогда экскурсовод, почувствовав напряженность атмосферы, быстро увел слушателей в надвратную церковь, к одному из древнейших иконостасов в монастыре. Там он, показывая иконы, совершил головокружительный ораторский маневр, сравнив евангельские заповеди с… моральным кодексом строителя коммунизма.

Это был удар в самое солнечное сплетение! Такого оборота никто не ожидал, даже, кажется, он сам. Проверяющий пришел в неистовство — прием был чересчур смелым, если не сказать большего. Стало ясно, что это провал! Вся область оказалась одинаково беспомощной перед лицом грозной проверки. Готовился разнос, который формулировался как подведение итогов.

Всех собрали в экспозиции. Это был как раз тот зал, где экспонаты рассказывали об истории белозерских монастырей. На стенах висели древние иконы, в витринах находились подлинные вещи основателей, а за спиной выступавшего стоял древнейший чудотворный деревянный крест — предмет особого поклонения богомольцев. Крест осенял всех сидящих, напоминая об отсутствии атеизма у наших предков. Но говоривший не видел, что было за его спиной, а видел только нас, и наш вид разъярял его еще больше. В то время как зал безмолвствовал, с трибуны летели угрозы. Но они уже всем были хорошо знакомы по многим собраниям и разным циркулярам, поэтому страшными не казались.

Когда негодование оратора достигло апогея, он застучал по трибуне. Потом вдруг произошло нечто неожиданное, он как бы захлебнулся, сник, обмяк как-то и начал говорить тише и совсем не то, что вначале. Тон изменился на ласковый, и мы услышали почти противоположное тому, что было пять минут назад. Выступавший расчувствовался еще больше и закончил совсем примирительно.

Никто не понял произошедшей перемены, явных причин для нее не было. Как не поняли и того, какой же итог всем следует иметь в виду: первый или последний? Как ни странно, именно отсутствие итогов наполнило всех радостью какого-то избавления.

…Мы возвращались вместе с вологодским начальством и проверяющими в маленьком служебном автобусе, так как рейсовый автобус на Ферапонтово давно ушел. Настроение у всех было приподнятым, казалось, едут люди с какого-то праздника. Пассажиров оказалось больше, чем мест, некоторым пришлось сидеть на коленях у других.

Рядом с недавним оратором попутчиком оказался монах, ехавший к своему знакомому в Ферапонтово. Трудно сказать, подозревал ли грозный деятель, что его собеседник имеет тот образ жизни, который прямо противоположен его собственному и для развенчания которого он полагал столько сил. Дорогой они оживленно беседовали. Слов не было слышно, но видеть их вместе доставляло некоторое удовольствие — ситуация была забавной.

…На следующий день студенты заканчивали практику в Ферапонтове и устраивали прощальный вечер с ухой. Тут-то и раскрылась тайна популярности нашей дамы-внештатницы. Студенты, находясь постоянно на паперти, слушали всех экскурсоводов подряд, и никто не вызывал их живого интереса, кроме упомянутой особы. Все говорили скучные вещи, их можно было послушать раз-другой, но не больше. Появление же дамы в белой кружевной шляпе с засахаренными полями вызывало оживление и собирало полное внимание студентов.

— Посмотрите на фреску, — говорила она. — Что тут делают изображенные? Они купают младенца. А знаете, почему локоть так близко к купели? Ну, подумайте! Когда хотят искупать младенца, а градусника нет, как узнают температуру воды?

— Локтем пробуют, — отвечают догадливые туристы.

— Правильно, — радуется экскурсовод. — Но это не я сказала, это вы сами догадались, — поощряет она говоривших. Подобным же образом идет разбор следующих композиций.

Перемещаясь с группой по монастырскому двору, она иногда подзывала к себе отставших: “Цып-цып-цып…” Никто почему-то не обижался. Наиболее бойких она хвалила, говоря, что их ум развит, благодаря шляпе. И далее в том же роде. Не перечислить всех пошлых шуток, которые цитировали студенты во время прощальной трапезы. Вероятно, это и был атеизм в действии.

Однажды сотрудница, которая измеряла влажность воздуха в соборе, застала туристов, сидящих перед фреской на корточках. Войдя на паперть, она недоуменно застыла перед картиной этого массового гипноза, а голос экскурсовода радостно продолжал:

— Вот именно с этого уровня надо смотреть на фреску Дионисия, потому что уровень пола в начале шестнадцатого века был намного ниже.

…Дама не успела обучить нас атеизму, потому что больше она не приезжала.


(с) Е.Стрельникова



Написать отзыв
Поля, отмеченные звездочками, обязательны для заполнения !
*Имя:
E-mail:
Телефон:
*Сообщение:
 

Домашняя страница
священника Владимира Кобец

Создание сайта Веб-студия Vinchi

®©Vinchi Group