НОВОМУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ БЕЛОЕЗЕРСКИЕ

поминавшийся в одном из писем И.И. Бриллиантова повод к закрытию церквей и монастырей — поминовение патриарха Тихона на ектениях во время богослужений — стал отзвуком того противостояния внутри Церкви, которое было спровоцировано советской властью для уничтожения самой Церкви. Какое, казалось бы, дело новой власти до того, о чьём здоровье молятся верующие в храме?! Однако и самого Святейшего подвергли бесстыдному суду и предписали не поминать его на службах.

Из разъяснения новгородского прокурора 18 (31) июля 1923 г. по поводу поминовения Святейшего патриарха Тихона: "Торжественное поминовение на ектении, во время Великого входа и т. п. заведомых контрреволюционеров, как, например, бывшего патриарха Тихона, находившегося под судом. именование его "Господином нашим" и проч. уже выходит за рамки простой молитвы и является публичным изъявлением хвалы заведомым врагам сов. власти... Служители культа, которые будут продолжать такое поминовение... как лица социально опасные, на основании декрета ВЦИК от 18 августа 1922 г. будут представляться в особую комиссию при НКВД для высылки в административном порядке с заключением на три года в лагерь принудительных работ" [21, 343].

Зная церковный канон, можно было предположить, что очень многие священники не пойдут на нарушение, а значит, попадут в приготовленную для них ловушку. Власть запретила поминать патриарха, а традиция Матери-Церкви не позволяла не поминать имя своего первоиерарха в молитвах. И вот священнослужителю приходилось выбирать, кого бояться больше — Бога или новую власть.

Большинство кирилловских священнослужителей остались верны патриарху Тихону и заветам Церкви. Хотя и сюда просочилось отступническое течение так называемых живоцерковников, однако в документах содержится много жалоб на "упрямство" монахов и иереев в соблюдении поминовения. Примером для приходов служили богослужения в Кирилло-Белозерском монастыре и Нило-Сорской пустыни. В одном из секретных писем Кирилловского УИКа в Череповец сообщается, что религиозная община Кирилло-Белозерского монастыря из 20 человек ("1 игумен, 7 иеромонахов, 4 иеродиакона, 4 монаха и 4 женщины-старухи") примыкает к "тихоновскому" течению, а клир Казанской церкви в Кириллове разделился, один священник — "обновленец", а другой — "тихоновец", а население в большинстве своём примыкает к "тихоновскому" течению, вследствие чего в праздничные дни скопление народа в монастыре бывает больше, чем в городском Казанском соборе. В монастырь в праздничные дни ходят также и жители близлежащих деревень [47].

Нельзя не упомянуть приходских священников, указанных в числе "провинившихся" в поминовении своего патриарха, приводимых в одном из документов по Никольскому Торжку и Волокославину Кирилловского уезда: Соловьёв — НиколоВолокославинская церковь, Черняев — Славянско-Вознесенская церковь, Смирнов — Николо-Торжская Сретенская церковь, Исаев — Воскресенско-Рукинская, Соболев — Параскево-Нелюбодовская церковь Талицкой волости, Крупнов — церковь Петра и Павла Ситская (имена священников в документе не указаны) [48, л. 60]. Заключение, принимаемое по таким церквам, стандартно: расторгнуть договор с общинами, дело на священника передать в ОГПУ. Правда, И.И. Бриллиантов пишет в июне 1922 г., что по предписанию большевиков был устроен в Ниловой пустыни съезд духовенства трёх благочинных округов, им заранее вручена резолюция с порицанием Святейшего патриарха Тихона, но духовенство сочло её слишком резкой и подписало резолюцию в более мягкой форме. Через несколько дней всех вновь собрали и принудили подписать первоначальный текст [24, 142]. Автор упоминает о присутствии кирилловского владыки Тихона на съезде и его подписи под воздействием страха. Однако сам И.И. Бриллиантов на съезде не присутствовал, писал, по-видимому, с чьих-то слов. Есть основания сомневаться в запуганности владыки, поскольку он не убоялся занять кафедру Кирилловского епископа следом за расстрелянным епископом Варсонофием. Это подтверждает и заключение начальника административного отдела Череповца от 16 июля 1924 г. о расторжении договора с общиной Нило-Сорской пустыни за то, что Кирилловский епископ Тихон поминал Святейшего патриарха Тихона. Дело о "контрреволюционных выступлениях" епископа Тихона было передано в ОГПУ [48, л. 48, 121].

В отличие от Кирилловского уезда сам Череповец, ставший губернским городом, подвергся значительному влиянию обновленцев. Скорбно читать письма, исходившие из Череповецкого епархиального управления в исполком с жалобами на "тихоновских" священников, они напоминают доносы [48, л. 207]. И действия за ними следовали соответствующие.

Из сводных данных по состоянию на 1 апреля 1925 г. по Череповецкой губернии числилось 348 общин православного старого течения и 70 нового течения [48, л. 244]. По Кирилловскому уезду начальником милиции были поданы в ГИК сведения в мае 1924 г. о численности верующих в общинах и числе религиозных общин. В уезде всего оставалось 56 общин. Самой многочисленной оказалась Николаевская община в селе Волокославине — 3500 человек, следующей Благовещенская — 1722 человека и Цыпинская — 1254. Община при Казанском городском соборе насчитывала 1400 человек, Ферапонтовская — 541, Горицкая Введенская церковь — только 75 человек. Сведений по Кирилло-Белозерскому монастырю и Нило-Сорской пустыни не содержится [49].

В эти многопечальные годы гонений на Церковь Христову нелёгкий крест архипастырского служения на кирилловской кафедре суждено было понести владыке Тихону (Тихомирову) — последнему из Кирилловских епископов (1920 — 1927 гг.). Рукописи и фотографии владыки, а также семейные святыни семьи Тихомировых хранятся в настоящее время вологодским священником Сергием Телицыным [49]. Сведения об этом исповеднике православной веры, по-видимому, будут ещё собираться составителями его жития. Со своей стороны автор данной статьи сообщает, что в Книге для записи лиц, посещающих Ферапонтов монастырь, упомянуто первое служение владыкой Божественной литургии в означенном монастыре 6 (19) июля 1920 г. [10, л. 12].