НОВОМУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ БЕЛОЕЗЕРСКИЕ

середины 1920-х годов борьба против Церкви уже не прикрывалась финансовыми трудностями, говорилось теперь не об изъятии ценностей, а прямо формулировалась задача ликвидации монастырей и оставшихся церквей под предлогом плохого хранения церковного имущества, неуплаты аренды, "нарушения технических правил пользования имуществом".

Разорённые и осквернённые храмы всё ещё казались представляющими опасность. В старые стены надо было поместить новое содержание для окончательного разрыва всех нитей, связывающих Россию с её тысячелетним прошлым. Дальнейшее использование церковных строений в бумагах архивов означено однотипно: "под культурные цели", т. е. школы, исправительные дома, клубы. Кощунство не знало предела. Глумились и над монастырскими кладбищами. Так, кладбище Тотемского Спасо-Суморина монастыря превратили в детскую площадку, а в Горицах кладбище стало футбольным полем.

Многочисленные здания Кирилло-Белозерского монастыря хотя и были объявлены в эти годы музеем, но использовать все 40 строений музей был просто не в состоянии. Появились арендаторы, которые хозяйничали как хотели, тем более что бережное отношение к такого рода имуществу не было принято. Заведующая музеем Е.В. Дьяконова жаловалась, что решением Кирилловского райисполкома монастырь был занят в 1931 г. районным сенозаготовительным пунктом, а в 1932 г. — пунктом скотозаготовок, что в подклетах зданий помещались тысячи голов скота [50, 18].

Неоднократно власти делали попытки как-то использовать строения Кирилло-Белозерского монастыря: вынашивались планы устройства кинобудки во Введенской церкви и трапезной палате, а в церкви Евфимия — пионерского клуба и детской площадки. Что-то музею удавалось отстаивать, но во время войны церковь Введения была занята воинскими частями под мастерскую по ремонту самолётов, для чего была разобрана одна стена, куда втаскивали самолёты (из письма директора музея в РИК от 26 января 1948 г. [51]).

Школа для глухонемых детей выведена из монастыря только несколько лет тому назад после пожара, а общежитие культпросветучилища ещё находится в монастыре.

Некоторые закрытые монастыри власти пытались насильно преобразовать в коммуны, потом сами монашествующие, чтобы хоть как-то сохранить свой уклад, пробовали оформиться под видом артелей. Ещё в 1918 г. братия Нило-Сорской пустыни выдавала себя за сельскохозяйственную коммуну, но УИК решения не принял, "так как переименование монастыря при существующем штате не представляется возможным" [52]. 6 мая 1924 г. по Вологодской губернии прошло разъяснение Губисполкома с предписанием ГАО (губернскому административному отделу) проверить наличие таких артелей в монастырях и окончательно закрыть монастыри [44, л. 151 об.].

Дольше всех продержался Горицкий женский монастырь, закрытый после 1930 г., его превратили в колхоз "Колос". Нило-Сорскую пустынь отдали под колонию. Ферапонтов монастырь передан школе. В 1929 г. в деревянном корпусе власти намеревались создать коммуну, но он сгорел. Произведённое расследование результатов не дало.

Из трёх деревянных келейных корпусов, построенных для возобновления женской обители, ни один не смогли использовать для иных целей, кроме монастырских. Первый корпус сгорел в самом монастыре, второй вывезли в Лукинское для коммуны — и он сгорел, последний вывезли для Ферапонтовской школы — и он также сгорел за день до 1 сентября. Злоумышленников так и не нашли.

В рассказах приводится много примеров, как без причин, само по себе вдруг сгорает то, что когда-то принадлежало Церкви. Например, перевезённая одним крестьянином деревни Окулово часовня, которую тот приспособил под жилой дом, сгорела перед заселением.

Сводные данные по уезду (тогда району) сообщаются в письме начальника районного административного отдела от 26 июня 1930 г. Приводим его полностью:

"До революции было 4 монастыря: в г. Кириллове, в слободе Ферапонтово, в слободе Горицы и в Пустыни. Церквей числилось по г. Кириллову — 4, в сельской местности — 35. Часовен: в г. Кириллове — 4, в сельской местности — 39. К настоящему времени числится по г. Кириллову функционирующих церквей — 2, часовен — 4, в сельской местности церквей — 29 и часовен — 34.

Все четыре монастыря закрыты и используются для других надобностей: в г. Кириллове — музей, в слободе Ферапонтово — сельсовет, школа, часть его сохраняется как музейная редкость и находится в ведении Главнауки (музей относился к Ленинградскому городскому музею соцреконструкции сельского хозяйства. — Е.С.). В слободе Горицы — совхоз и в Пустыни — сельхозколония "Труд" Белозерского исправдома.

В г. Кириллове закрыта и используется под электростанцию 1 церковь (церковь 12-ти апостолов. — Е.С.); вторая, хотя и числится в пользовании религиозной общины, но служение в ней не производится. В сельской местности закрыты 2 церкви: в м. Сизьма и м. Новодевичье. Собирается материал о закрытии по желанию самих верующих церкви в с. Ниловцах, а также 2-х церквей в сл[ободе] Горицы, так как они находятся на территории совхоза.

Числится в пользовании религиозной общины церковь в с. Улома, но служение в ней не производится вследствие необходимости производства капитального ремонта. К настоящему времени насчитывается религиозных общин и групп — 26.

Служители культа: священников — 29, диаконов — 1, псаломщиков — 17. Из числа священников двое отказались от сана. Все служители культа проживают на территории деятельности религиозной общины. Лишено избирательных прав бывших монахинь — 319 и монахов — 9" [53, л. 100—100 об.].

Лишение избирательных прав было, по сути, поводом к последующим репрессиям. Сведения "о религиозных объединениях" собирались перед решительными мерами органов власти против людей, ещё находящихся на свободе и посвятивших себя служению Церкви. Как раз к началу 1930 х годов относится новая волна арестов монашествующих и священников.

В специальной инструкции начальника административного отдела губернии по вопросам отделения Церкви от государства рекомендовалось волостным милициям для учёта и наблюдения за преступным миром "секретно, без всякой могущей быть огласки, завербовать себе осведомителей из партийных и надёжных крестьян, а также из членов РКСМ, которые без всякой платы, при умелом к ним подходе окажут... громадную услугу" [54].

К цитированному выше письму был приложен донос агента угрозыска Кирилловского РАО относительно Ферапонтова монастыря. В нём сообщается, что под видом научных работников в монастырь приезжают люди молиться. "Так, 27 июля [1929 г.] приехали семья, состоящая из трёх человек (муж, жена и дочь) (1), — приехали со специальной целью, чтобы помолиться в монастыре и повидать знакомых монашин (так. — Е.С.). Этот случай не единичный, научных работников приезжает слишком небольшой процент, и все эти работники “с душком”. ...Контроля никакого или регистрации приезжающих не ведётся, и потому выявить, кто и зачем приезжает в монастырь, невозможно... Настоящее сообщается для принятия мер, так как в дальнейшем такое положение недопустимо" [55, л. 48]. Меры последовали. Последние насельницы, которых оставалось к этому времени около десяти, были изгнаны. Некоторые скрывались у родственников в деревнях, несколько уехали в Среднюю Азию, иные попали в число арестованных в последующие годы.

Ещё несколько лет в монастыре совершались богослужения. Приходскими храмами были церковь преподобного Мартиниана — летняя и церковь Благовещения — зимняя. В 1936 г. у верующих отобрали летнюю церковь. В январе был заключён с православной общиной договор о пользовании церквами [31, л. 26], а в конце того же года постановлением ленинградского облисполкома предписывалась ликвидация церкви преподобного [31, л. 16]. Хотя в протоколе указывается, что сама "двадцатка" добровольно отказалась от её использования [31, л. 17], но по тону последовавшей телеграммы РИКу, в которой требовалась немедленная ликвидация не только богослужений, но и самих мощей, можно видеть, что добровольности не было. В списке "двадцатки" прихода вписаны две ферапонтовские монахини: Романова Александра Кузьминична, 60 лет, числившаяся в те годы сторожем Щёлковского сельсовета, и Смирнова Мария Иосифовна, 56 лет, колхозница [31, л. 7].

О "добровольности" передачи храмов красноречиво говорит одно из писем-инструкций кирилловского исполкома к сельским советам по поводу того, как следует закрывать церкви в районе: "Вы должны поставить перед собой задачу о совершенном закрытии этой церкви. Для этого вам необходимо сразу же провести технический осмотр вашей церкви, определив её пригодность и не представляет ли она опасности обвала во время богослужения для молящихся. После изведения (так. — Е.С.) технического осмотра церкви, если требуется большой ремонт, а он должен быть (подчёркнуто в тексте. — Е.С.), предложите религиозной общине сделать этот ремонт, с дачей известного для этого дела срока. Проверьте, все ли платежи и аккуратно ли платятся за церковь религиозной общиной, и тоже приобщите к делу. Все эти материалы и могущие служить предлогом закрытия церкви направить на утверждение президиума РИКа и ходатайства перед областью о закрытии этой церкви. Ответ о выполнении нашего отношения ожидаем к 1 марта" [56, л. 9].

Ответом сельсоветов начальству послужили массированные действия по закрытию всех приходских храмов бывшего Кирилловского уезда. К началу Великой Отечественной войны действующих церквей в районе не осталось. Из резолюций относительно их использования:

церковь Димитрия Солунского в деревне Цыпино Слободского сельсовета [Ферапонтово]— здание снести в месячный срок — 1937 г. [53, л. 114];

Ильинская церковь Цыпино — закрыть [53, л. 115], передать музею [53, л. 106] — 1936 г.;

Горицкая Введенская церковь — снести — 1938 г. [53, л. 137];

Рукинская Воскресенская церковь — под клуб — 1936 г. [53, л. 107];

Егорьевская церковь Липовского сельсовета — снести — 1937 г. [53, л. 110];

церковь Петра и Павла Сусельского сельсовета — под клуб — 1937 г. [53, л. 112];

церковь Александра Невского (Ивачевской) Пружининского сельсовета — под клуб — 1937 г. [53, л. 113];

Боро-Ивановская церковь Береговского сельсовета — под клуб — 1938 г. [53, л. 119];

церковь Благовещения Волокославинского сельсовета — под клуб — 1938 г. [53, л. 120];

Николо-Бородаевская церковь Филипповского сельсовета — под клуб — 1938 г. [53, л. 122];

церковь Димитрия Ростовского Щёлковского сельсовета — под школу — 1938 г. [53, л. 125];

зимняя церковь Димитрия Солунского Николо-Торжского сельсовета — под клуб,

летняя Николая Чудотворца — под МТМ 1-й Кирилловской МТС — 1938 г. [53, л. 127];

Сретенская-Присланская церковь Минчаковского сельсовета —под школу — 1938 г. [53, л. 130];

Вознесенско-Соровская церковь Липовского сельсовета — под клуб — 1938 г. [53, л. 132];

церковь Иоанна Воина — под клуб — 1938 г. [53, л. 134];

Кленовская Николая Чудотворца церковь в Андреевском сельсовете — снести — 1938 г. [53, л. 139];

Иткольская церковь Флора и Лавра Коварзинского сельсовета — под общежитие учащихся Коварзинской школы — 1939 г. [53, л. 143];

Сретенская церковь Колкачского сельсовета — под школу — 1939 г. [53, л. 145];

церкви Косьмы и Дамиана Талицкого сельсовета — под кустовый клуб — 1939 г. [53, л. 148];

Городецкая церковь Пружининского сельсовета — на слом — 1939 г. [53, л. 151];

Петровско-Талицкая церковь Петровского сельсовета —под клуб — 1939 г. [53, л. 153];

Троицкие церкви Талицкого сельсовета — летнюю сломать, зимнюю — под клуб — 1939 г. [53, л. 156];

Петропавловская Ситская церковь Бураковского сельсовета — под школу — 1940 г. [53, л. 159].

(1) В Книге для записей лиц, посещавших Ферапонтов монастырь, с редкими в те годы записями под 27 июля 1929 г. стоят подписи трёх семейных пар: А. Соколов и С.Н. Соколова, И.В. Федышин и Е Н. Федышина, художник В. Голицын и Е. Голицына [10, л. 14 об.]. И.В. Федышин — известный вологодский реставратор, не допустивший разорения знаменитой колокольни Софии Вологодской, единственной уцелевшей колокольни в епархии, за что поплатился тюремным заключением. Ныне в Вологде трудятся его сын — реставратор Н.И. Федышин и два внука — реставраторы Иван и Николай.