НОВОМУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ БЕЛОЕЗЕРСКИЕ
Положение Кирилловского уезда в 1918 году
езд включал земли не только современного Кирилловского района, но также и часть Белозерского, Вашкинского и Вожегодского районов Вологодской области, а также Каргопольского района Архангельской области; в состав его входили 23 волости. Число жителей составляло 120 тысяч, в том числе в городе проживало 4,3 тысячи, основное население — мещане. Город жил торговлей, преобладали купцы 2-й и 3-й гильдий (около 80). Часть мужского населения была занята на обслуживании канала герцога Вюртембергского, составлявшего часть Мариинской (неточность; на самом деле Северо-Двинской. — прим. ред.) системы, шлюзов и водного транспорта, извозом, ремёслами. Из предприятий известны четыре лесопильни, фабрика древесной массы, винокуренный завод, в начале ХХ в. открыт пивомедоваренный завод "Северная Богемия". В городе было три училища и женская прогимназия. Основные постройки деревянные, несколько двухэтажных каменных купеческих особняков украшали ближайшие к монастырю улицы.
Только в 1776 г. подмонастырская слобода получила статус города [13].
В декабре 1917 г. в городе и уезде была установлена советская власть, а в январе 1918 г. уездный исполком объявил городскую думу распущенной. Вскоре прекратило свою деятельность и земство.
В июне из-за нехватки продовольствия был запрещён въезд в город и уезд. Все приезжавшие обязывались являться для регистрации в отдел внутренних дел (протокол №65 от 17 июня 1918 г. заседания Исполнительного комитета Кирилловского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов — далее УИК) [14, л. 114 об.]. Положение уезда было объявлено катастрофическим, констатировался полный развал хозяйства [14, л. 117, 122] (1).
Уже осенью 1917 г. местная газета описывала плачевное положение с продовольствием, привлекая внимание читателей к монастырским запасам. Из номера в номер эта тема развивалась. Например, в "Известиях Кирилловского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов" читаем: "В то время, когда беднейшее население г. Кириллова в буквальном смысле голодает и по нескольку дней не видит крошки хлеба, там, в Сорской пустыни, <...> пустынский скот даже кормится хлебом" [15, №52]. "А в Горицком монастыре разве нет хлеба? Только нужно раскрыть монастырские тайники <…>. А сколько слухов ходит про Кирилловский монастырь, что тут большие запасы хлеба? Кто знает входы и выходы монастыря — пусть придёт в продовольственный отдел и скажет" [16, №41].
Первым реквизиции подвергся Ферапонтов монастырь, в нём "четыре раза делали реквизицию хлеба. За все реквизиции взято более 500 пудов. Реквизицию делали без вооружённой силы сами крестьяне Ферапонтовской волости" (там же). В статье упомянуто, что ржаная мука начала гнить. Впоследствии это стало чуть не основной уликой против монастыря, который будто не только укрывал хлеб, но и гноил его, что служило доказательством его намеренной борьбы против советской власти.
Монастырские кладовые стали постоянным источником снабжения уезда. Отбирался не только хлеб. Например, осенью 1918 г. было принято решение обеспечить больницу молоком за счёт Горицкого, Нило-Сорского и Кирилло-Белозерского монастырей [14, л. 197 об.]. Далее подлежали реквизиции скот, инвентарь, огороды и оставшиеся запасы. Вскоре принято решение о монастырском продовольствии: "Оставить для лиц, живущих в монастыре, на четыре месяца по 25 фунтов на каждого человека, а остальные продукты продовольствия реквизировать" [14, л. 24]. То есть продукты для насельников монастыря оставлялись из расчёта по 2,5 килограмма на человека в месяц и только до лета.
Но и этого не могло хватить надолго, и взоры обратились на монастырские ризницы и церковное имущество. В феврале 1918 г. в Кириллове были созданы комиссии для принятия на учёт ценностей Кирилло-Белозерского монастыря, "а также для конфискации золотых слитков и других предметов, не имеющих художественного, исторического и религиозного значения" [17, л. 18 — 18 об.]. Ценность уникального собрания монастыря определяли лица, не имевшие представления о художественных или исторических достоинствах предмета.
Когда работали реквизиционные комиссии в монастырях, последние обязывались содержать их на свой счет, оплачивать прогонные в обе стороны, по 1 рублю с версты, кормить и выдавать суточные по 10 рублей [14, л. 90 об.]. "Ввиду того, что для означенной цели не имеется специального кредита, позаимствовать из кассы Исполнительного комитета впредь до получения таковой суммы из монастырей, в коих проводится учёт, по числу дней работ" [14, л. 98]. УИК выдал комиссии суточных денег 2744 рубля.
В марте была создана комиссия по борьбе с контрреволюцией, саботажем, мародёрством и спекуляцией. "Обсудив распространяемые по городу провокационные слухи разными злонамеренными лицами и контрреволюционную агитацию, а также раскрытие общества "защиты святынь православной церкви” — явно контрреволюционного направления", были приняты соответствующие решения по борьбе с ними [14, л. 39 об. — 40].
Под упоминаемым "обществом" подразумевалось духовенство, протестовавшее против разорения церквей и осквернения святынь. Ещё в феврале оно пыталось получить доступ к опечатанной утвари. Представители кирилловских приходов и монастырей передали УИКу письмо от 25 (12) февраля 1918 г., в котором говорилось о снятии наложенной на монастырскую ризницу печати, устранении стражи от монастырских ворот и передачи ключей монастырскому начальству. В документе также высказан протест против описи церковных и монастырских имуществ. Однако УИК постановил все принятые меры оставить в силе, а "для опровержения всех нелепых слухов, пущенных в массы со стороны духовенства, в противовес выпустить своё воззвание" [14, л. 24].
В Кириллов прибыли для участия в комиссии по учёту монастырских ценностей Кирилловского уезда представители от 13-ти волостей, и 16 мая они приступили к выполнению поручений, возложенных на них губернским съездом от 31 марта.
(с) Е.Стрельникова
(1) При общей нехватке хлеба в тюрьмах он распределялся следующим образом: сидящим за агитацию против советской власти и за контрреволюционные выступления по 1/8 фунта, за уголовные преступления — по ¼ фунта в день (протокол №66 от 19 июня 1918 г.) [14, л. 116 об.]. Однако с середины июля хлебный паёк заключённым уравнялся до ¼ фунта всем без различия (протокол№74 от 10 июля 1918 г.) [14, л. 145 об.].
|